Староверы Причудья... Кто они? Религиозные диссиденты, сектанты, отдельный субэтнос или коренное население? Анклав древнерусской культуры или место поселения беглых крестьян и гонимых приверженцев старой веры? Каждая из этих версий имеет свои "убедительные источники" и "неоспоримые аргументы", у каждой есть свои приверженцы и оппоненты. Но как мне видится, на сегодняшний день конкретного ответа на вопрос о возникновении этой части населения Эстонии так и нет. Можно обратиться к известным трудам А. Моора и Е. Рихтер; наверное, не стоит отвергать и упоминания Г. Есипова о поселившихся здесь стригольниках... На самом деле источников множество. Как только появляется интерес к староверам Причудья, отсутствие документов и памятников культуры оказывается мнимым.

Язык староверов хранит русскую архаику и включает заимствования из эстонского. Топонимика причудского региона задаст множество вопросов и, возможно, еще дальше отодвинет предполагаемое время его заселения. И даже когда оно будет определено, наверняка появятся вопросы о преемственности культурных, церковных и обрядовых традиций первых поселенцев и современных жителей. Ведь меняющиеся политические режимы меняли отношение общества к староверам. Мнение о них формировалось господствующей идеологией, и интерес к староверию то просыпался, то затихал в зависимости от политической обстановки. По-видимому, версии, трактующие появление русских староверов в Эстонии, отчасти являются отражением этих процессов. Враги царя и господствующей церкви России становились исконным населением Эстонии. Гонимые еретики превращались в хранителей древнерусских традиций. Наследники колонизаторской политики оказывались "нашими русскими". Спекуляция не добавляла ясности и не отражала истинного положения вещей. Как идеализация, так как и очернение староверия создавали картины диаметрально противоположные - от лубочных образов русских деревень, живущих "по старине", до жалких поселений угрюмых религиозных фанатиков. Поверхностное, а порой и предвзятое мнение - как "за", так и "против" - оставляло свой след в истории изучения причудских староверов. Под выдвинутую теорию подверстывались необходимые источники и факты, при этом данные, которые могли бы опровергнуть ее, игнорировались.

Коренные или пришлые, уникальные или заурядные?.. Двести пятьдесят, триста или пятьсот лет тому назад появились они в Эстонии и как их называть теперь? Но так ли важны для самих староверов точные даты и термины? Чувство собственного достоинства и уважение окружающих вряд ли зависит от количества лет, прожитых в данном месте. Интерес к Гавриилу Ефимовичу Фролову - иконописцу, создателю иконописной школы в Рая, - почитание его наследия и вклад в культуру Эстонии основываются не на сроке его пребывания в этой стране и тем более не на древности его здешних корней. Культурные, церковные и обрядовые традиции староверов Причудья жили и передавались от поколения к поколению независимо от внешних оценок. Любование или охаивание не меняло их приверженности к выбранной вере. Можно предположить, что признание староверия и интерес к староверам были и будут только при условии сохранения и развития ими своей самобытности. Наследники пришлых или коренных, в первом поколении или в пятом - каждый из них хранил устои и привносил что-то своё и тем самым формировал понятие "русские староверы Эстонии". Но и много потерь было на этом пути...

Горькое выражение "белые страницы истории" относится не только к давно прошедшим временам. Как часто, рассказывая о собственной жизни, мы используем фразы: "бабушка говорила", "отец рассказывал" и как часто заканчиваем: "маленький был, не помню", "глупый был, не слушал". Уходят свидетели эпохи, уходят носители языка и культуры совсем еще недавнего времени, и наследие их пропадает. Быть может, поэтому и появляются досужие домыслы газетных репортажей, "выгодные" теории и "альтернативные" версии.

Заполнить "белые страницы истории", собрать как предметы материальной культуры, так и воспоминания людей старшего поколения, зафиксировать уходящие особенности языка причудцев - подобные идеи приходили нам не раз. Они обсуждались и воплощались в среде самих староверов в виде личных архивов - собраний фотографий и писем, а также предметов церковного культа и быта. Безусловно, бережно хранимое бабушкой порой выбрасывалось беспечными внуками. Но подвижники и энтузиасты, стремящиеся сохранить собственную культуру и историю, были и есть в каждом селении. Осознание ценности этого пласта культуры русских Причудья и необходимости его сохранения подвигло в наше время Л.Л. Коробову на открытие этнографического музея в Муствеэ, Н.И. Баранину - старообрядческого музея в Кольках и З.И. Куткину - на создание Воронейского живого исторического музея. Не стоит забывать и о незаметном труде хранителей традиций и обрядов - простых прихожан и клирошан, председателей и наставников общин. Наверное, без храма, моленной и всего того, чем живёт и руководствуется община, "русские староверы Эстонии" уже давно стали бы названием исчезнувшей культуры.

Конечно, на сегодняшний день угроза "дестароверизации" существует. Она и в уменьшении количества членов общин, и в нехватке наставников, и во многом другом. Однако проблемы - и очень непростые - были у староверов каждой эпохи. Нам, теперешним, остается только удивляться их способности выживать и преодолевать трудности. Запреты и ограничения сокращали количество староверов, но и заставляли оставшихся искать и находить иные пути; вольности же давали стимул к процветанию. Было бы несправедливо обвинять настоящее время в отсутствии "вольностей" для староверия. Основная проблема не во внешних запретах и ограничениях - она внутри каждой общины. Мы можем оправдываться чем угодно - изменившейся геополитической обстановкой, научно-техническим прогрессом, затуханием интереса к истинной вере у молодежи... или иными "удобными" факторами. Но выражение "времена настали тяжкие" встречается в наших письменных источниках и полувековой, и вековой давности, гораздо более ранних - и поздних. Статистические данные за, допустим, 1960 год о возрасте и количестве прихожан и нижеследующий прогноз о вымирании общины в течение каких-нибудь десяти лет удивительно похожи на такой же отчет и прогноз за 1970 год... Количество членов общины сокращалось, но приходили новые и использовали то, что им оставили ушедшие.

Так насколько ныне оправдана боязнь самого "черного варианта" - окончательного вымирания староверия? Озабоченность русской диаспоры Эстонии ассимиляционными тенденциями в политике, конечно, находит живой отклик и в среде староверов. И вполне возможно, что страх перед "денационализацией" заставит нас вспомнить о своём происхождении и обратиться к своим корням. И что тогда окажется важнее: количество или "качество" староверов? Что будут использовать новые члены общины, какое наследство им достанется?

Даже сейчас мы не знаем многого о собственной истории и культуре. Что-то оказалось прочно забытым, а что-то так до сих пор не востребовано или не оценено. Здесь сыграли свою роль и долгая закрытость староверия, и отсутствие собственных исследователей, и "тяжкие времена". Конечно, были Иван Никифорович Заволоко, Татьяна Филаретовна и Лев Сергеевич Мурниковы. Но было время, когда их деятельность не приветствовали и не понимали. Сейчас ничто и никто не мешает нам - было бы желание! И оно, похоже, есть. Есть и староверы, готовые трудиться для того, чтобы сохранить наследие предков. Так же, как есть исследователи и ученые, заинтересованные в изучении нашего языка и культуры. Взаимодействие и партнерство этих двух сил могли бы, на мой взгляд, в какой-то мере решить проблему "дестароверизации". Предвидя, возможно, чей-то скепсис и недоверие при упоминании учёных и исследователей, я подчеркиваю, что вовсе не стремлюсь занять позицию их рьяного сторонника. Разумеется, в памяти народа еще живы "ученые-реставраторы", забирающие на "исправление" иконы, и "собиратели" книг для музеев. Признаться, меня всегда удивляло присутствие семейных икон на выставках частных коллекций, личных книг в хранилищах и многое подобное. Но, наверное, не стоит сбрасывать со счетов и наше собственное отношение к использованию и хранению книг, икон, утвари в моленных. Подчас совершенно бездумно выбрасывались "ненужные" старые документы, фотографии и "бумажки" из дома умершего прихожанина. Видимо, существуют примеры "дефицита самосознания" у староверов так же, как и примеры "дефицита этики" у учёных...

Возвращаясь же к теме конструктивных отношений между староверами и исследователями, хотелось бы остановиться на отрадных примерах настоящего дня. Прежде всего это проведенный в Тартуском университете в апреле 2000 года международный семинар "Русские староверы за рубежом", который, как мне представляется, стал нашим первым и добрым знакомством. Плодами этого знакомства можно считать опубликованный по итогам семинара сборник статей "Русские староверы за рубежом", брошюру Г.М. Пономаревой "Русские староверы Эстонии", статью Е.А. Агеевой о поморцах Эстонии в Православной энциклопедии и - там же - её совместную с А.Е. Фоминой статью о крупном церковном деятеле, депутате Государственного собрания Эстонской Республики, нашем земляке Петре Петровиче Баранине. Можно говорить даже о возникновении дружеских контактов между ученым миром и миром староверов. В этой связи необходимо отметить работу, проведенную в 2003 году участниками проекта "Исследование культуры русских староверов". Цель этого проекта можно изложить тремя словами: собрать, обработать и передать. В сферу интересов исследователей входил как исторический, так и лингвистический материал - особенности современного языка причудских староверов. В основу настоящего издания "Очерков по истории и культуре староверов Эстонии" легла лишь небольшая часть обработанных данных. Зная весь объем собранного материала и желание ученых продолжать работу в этом направлении, мы хотели бы надеяться, что издание, возможно, станет серийным. Представляемые же первые "Очерки…" - это совместный труд, содержанием которого являются не только тексты и документы, публикуемые участниками проекта. В нем - помощь и подвижничество Аполлинарии Ипатовны Репкиной, энтузиазм и понимание важности проводимой работы Зои Ивановны Куткиной и Александры Ефимовны Фоминой, содействие и доброжелательность Павла Петровича Варунина, гостеприимство и радушие всех респондентов.

Проведенная работа лишний раз доказала, что "белых страниц истории" и невостребованных в настоящее время культурных сокровищ у староверов Эстонии больше чем достаточно. Знакомство Е.А. Агеевой с комплексом архивных документов в Историческом архиве Эстонии, изучение ею на местах общинных книжных собраний и личных архивов жителей, записи диалектной речи, сделанные во время руководимых О.Г. Ровновой экспедиций, - все это свидетельствует о том, что перед всеми нами открывается широчайшее поле для доброй деятельности, показывает необходимость коренной переоценки староверами, носителями древних традиций, собственного наследия. Богатое в культурном отношении прошлое, известное и каждый раз как бы заново открываемое, может вызывать у нас чувство гордости за своих предков. Так стоит ли лишать этого чувства наших потомков, тех, кто будет следующими - и наследующими нам - русскими староверами Эстонии?

П.Г. Варунин,
Председатель Союза старообрядческих приходов Эстонии

О современном языке староверов Западного Причудья

В рамках проекта "Изучение культуры русских староверов" в апреле - ноябре 2003 г. было организовано несколько диалектологических экспедиций в староверческие поселения на западном побережье Чудского озера. Обследовались деревни Варнья (Воронья), Колькья (Кольки), Уус-Казепяэ (Новая Казапель), города Калласте и Муствеэ. Наблюдения показали, что исконный северо-западный акающий (псковский) диалект почти утрачен в Калласте: его жители теперь говорят на русском литературном языке с редкими диалектными вкраплениями. В Муствеэ диалект сохранился значительно лучше, а в наиболее "чистом" виде представлен в речи старшего поколения жителей деревень. Заметных диалектных отличий между говорами обследованных населенных пунктов на настоящем этапе исследования не выявлено.

В фонетической системе говора причудских староверов сохраняется сильное яканье, которое наиболее последовательно в речи старшего поколения. Яркой диалектной чертой является второе полногласие (верёх, столоб, смерётушка, черев, четверег) и протетический гласный в формах прошедшего времени глагола идти ([и]шла, [и]шли). В области согласных типично произношение долгого [н] на месте сочетания дн (холо[нн]о), твердого губного согласного на конце слова (кро[ф], восе[м]), долгого твердого шипящего [шш] на месте мягкого в литературном русском языке (ово[шш]и) и твердого [ч]. Фонетическая система говора причудских староверов хранит много архаичных черт. Акцентологическая характеристика ряда слов, отдельных грамматических форм и целых словоизменительных парадигм имеет свою специфику.

В говоре продолжает сохраняться диалектная лекcика: вести 'вести' и 'везти', гуньба 'тмин', еслив 'если', мститься 'казаться, чудиться', мурник 'каменщик', найтись 'родиться', пястка 'горсть', ранний 'прежний, прошлый', рода 'родня', сдолить 'смочь', суховалом 'всухомятку', улка 'улица', хряпа 'пойло для свиней' и др. Большой интерес представляют те слова, которые, внешне совпадая со словами литературного русского языка, отличаются от них лексическим значением и сочетаемостью. Подготовка "Словаря говора староверов Западного Причудья" должна стать задачей ближайшего будущего.

В области словообразования отмечены специфические словообразовательные модели: побережь 'побережье', промежь 'промежуток', выпивага 'любитель выпить', жихарь 'житель'; ленной 'ленивый', большунный 'очень большой'; волокма 'волоком', двоечка 'вдвоем'.

Морфологическая система говора характеризуется значительной устойчивостью. В словоизменении существительных, прилагательных, глаголов отмечаются архаичные явления. Яркую диалектную специфику имеет система склонения местоимений. Широко употребительны деепричастия в предикативной функции (народ был другой пришёдцы; поля все заросши). Важно отметить, что эта диалектная черта устойчива и в речи тех жителей, которые перешли на литературный русский язык.

Весьма разнообразен диалектный синтаксис. Специфично употребление предлогов (ехать в озеро; три года в господах работала; был в войны; ехать помимо дома; около меня стали смяяться), имеются отличия в управлении глаголов (была старая моленная рядом нас; не поверила я этого; лякарство мне действует), используется беспредложное управление на месте предложного в литературном языке (я тогда его заорала и кричу; матери было четверо детей). Широко распространена конструкция типа у нас много поработано 'мы много поработали'. Наблюдается рассогласование по роду между подлежащим и сказуемым - кратким причастием (старый домик было обделано так красиво) и семантическое согласование между ними в сочетаниях с существительными количественной семантики (начальство пошли в волость). Типичны такие древние синтаксические явления, как повтор предлога в сочетании "существительное + (местоименное) прилагательное" (в моленну в нашу; со стараньем со своим) и использование союза что в придаточных цели и причины (лампочку ищу, что включить свет; уводили свои продукты, что здесь линия фронта идёт).

Многие носители говора являются билингвами, и в их речи наблюдается влияние эстонского языка.

Эти наблюдения убеждают в том, говор староверов Западного Причудья представляет большую культурную ценность, а его лингвистическое изучение имеет богатые перспективы.

О.Ровнова

О влиянии эстонского языка на говоры западного Причудья

Русские говоры западного Причудья можно назвать островными говорами, поскольку с одной стороны они отделяются естественной водной границей (Чудским озером и рекой Наровой) от говоров Псковской и Ленинградской областей, с другой - окружены говорами эстонского языка. Существование постоянного территориального контакта между двумя языками в течение длительного времени, двуязычие как характерная черта региона стали предпосылкой и условием множества заимствований в языке населения западного Причудья. Исследователи отмечают как наличие русских заимствований в эстонских говорах [Must 2000], так и наличие эстонских заимствований в русских говорах Эстонии [Бурдакова, Бурдакова 2000]. Однако влияние эстонского языка не ограничивается лишь лексическими заимствованиями, оно обнаруживается на разных уровнях диалектной системы, распространяясь в значительной мере на синтаксис и в меньшей - на морфологию. Наиболее очевидными и легко наблюдаемыми являются лексические заимствования.

Возраст носителей говора обычно превышает 75 лет. Эти люди усвоили эстонский язык, как правило, уже в детстве, работая "в эстонцах", т.е. пастухами, батраками на эстонских хуторах. Поэтому чаще всего заимствованная лексика в говорах относится к сфере бытовых реалий. Эстонские слова употребляются в случае потребности в наименовании новой вещи, нового явления. Вместе с реалией заимствуется и ее наименование.

В силу относительно раннего билингвизма и довольно тесного общения с носителями эстонского языка информанты говорят по-эстонски почти без акцента, поэтому некоторые слова сохраняют типичный эстонский фонетический облик: при произношении сохраняются ступени долготы, отсутствует характерное для русского языка смягчение согласных перед гласными переднего ряда, противопоставление согласных по глухости/звонкости и др. Такие лексемы не освоены русским языком, т.е. не изменяются по типу других слов, их употребление индивидуально, они не повторяются, это просто эстонские слова, включаемые в русскую речь, например: как-то в город ён ехал, что не было luba (разрешение); мы учили-то тоже неправильный эстонский язык - maakeel (деревенский язык).

К заимствованиям из эстонского языка можно отнести слова, употребляемые несколькими информантами или по крайней мере знакомые им, передаваемые фонетическими средствами русского языка и оформленные грамматически (изменяющиеся в соответствии с системой словоизменения русского языка), а иногда еще и словообразовательными средствами, например, суффиксами: варуши(домашний праздник по случаю рождения ребенка, эст. varrud), ворстик (колбаса домашнего приготовления, эст. vorst), копля (огороженная поляна, загон для скота, эст. koppel).

К семантическим заимствованиям, или калькам, относятся слова или обороты речи, переводимые с эстонского на русский буквально: картофельная каша (пюре, эст. kartulipuder), журавина (клюква, эст. kuremari), мама старая (бабушка, эст. vanaema), горы (холмы, эст. maed), солнечное вставание (восход солнца, эст. paiksetous).

Влияние эстонского языка в области морфологии проявляется в колебании существительных по роду (Жил старик со старухом. В мяня было льняное, тряпка, може, материя такое.), а также в неразличении видовых функций глагола (Я сразу без сознания ляжала).

В области синтаксиса наблюдается образование словосочетаний и предложений по моделям, характерным для эстонского языка: Это было много лет тому обратно. Это где-то тридцать пять лет тому обратно. Крупна рыба, тая хочет, чтоб в соли ляжала. Он и не понимал, что это коммунист есть.

Частотны случаи калькирования эстонского глагольного управления: попросите от рыбаков рыбы, я от матери украду кулёчек ржаной муки, я с крови истякала. Нередко образуются высказывания по образцу эстонских пассивных конструкций (неопределенно-личного залога): Мост был взорвано уже. А раньше всё на лошадях ехато. Там и дом выстроено новый. Там было кёрта называли, такой суп с мукой сделано.

Очевидно, влиянием эстонского языка объясняется и употребление местоименных наречий тогда и теперь. О таком влиянии свидетельствует значительно более высокая частотность их употребления в функции коннектора, связующего средства, характерного для эстонского повествования: Хлеб пекли из лебеды, из травы. Мы ходили собирали. Тогда вот еще этот - щавель конский, вот этот собирали, мололи.
Крестили в озере. Обязательно раздетый должен быть, голый. И тогда батюшка стоит на берегу, а ты там должен три раза окунуться, и тогда белым закроют тебя. А тогда с озера шли в церковь.
А тогда вышла мода вот здесь глаза мазать. Ну, тут намажут... А я теперь говорю, шо: "Ой, девчонки..."
А это была женщина с двумя детьми в лесу. И теперь в женщины хворост на плечо взятый. Она там дровишки и... двое детей. И она теперь одну, котора постарше, просит дяржаться за сарафан, а другую за руку берёт.

Литература

Бурдакова О., Бурдакова Н. 2000. - О словаре прибалтийско-финских заимствований в русских говорах эстонского Причудья. Eesti Keele instituudi Toimetised 7. Inter dialectos nominaque. Tallinn, lk.18-38.
Must, M. 2000. - Vene laensonad eesti murretes. Tallinn: Eesti Keele Sihtasutus. 660 lk.

И. Кюльмоя